И все же единственное, что Людовик нашелся сказать Фуке, отпуская его, были следующие слова:
– Господин Фуке, вы еще услышите обо мне. Будьте любезны прислать ко мне шевалье д'Артаньяна.
Кровь столько времени подавлявшего свой гнев короля забурлила в его жилах с удвоенною силой, и он готов был велеть зарезать Фуке, как его предшественник на французском престоле велел убить маршала д'Анкра. Но он скрыл эту ужасную мысль за одной из тех королевских улыбок, которые предшествуют переворотам в придворном мире, как молния предшествует грому.
Фуке поцеловал руку Людовика. Последний вздрогнул всем телом, но позволил все же губам Фуке прикоснуться к ней.
Через пять минут после этого д'Артаньян, которому сообщили королевский приказ, входил в спальню Людовика.
Арамис и Филипп сидели у себя наверху и слушали так же внимательно, как накануне.
Король не дал своему мушкетеру подойти к его креслу. Он сам устремился к нему навстречу.
– Примите меры, – сказал он, – чтобы никто сюда не входил.
– Хорошо, ваше величество, – отвечал капитан, который уже давно обратил внимание на истерзанное душевными муками лицо короля.
Он отдал приказание часовому, стоявшему у дверей, и, вернувшись после этого к королю, спросил:
– Что случилось, ваше величество?
– Сколько людей в вашем распоряжении? – бросил король, не отвечая на вопрос д'Артаньяна.
– Для какой цели, ваше величество?
– Сколько людей у вас? – повторил король, топнув ногой.
– Со мной мушкетеры.
– Еще!
– Двадцать гвардейцев и тринадцать швейцарцев.
– Сколько вам нужно, чтобы…
– Чтобы? – повторил мушкетер, спокойно глядя своими большими глазами на короля.
– Чтобы арестовать господина Фуке?
Д'Артаньян от изумления сделал шаг назад.
– Арестовать господина Фуке! – сказал он, возвышая голос.
– И вы тоже заявите, что это никак не возможно! – с холодным бешенством воскликнул король.
– Я никогда не говорю, что существуют невозможные вещи, – ответил д'Артаньян, задетый за живое.
– В таком случае действуйте!
Д'Артаньян резко повернулся на каблуках и направился к двери. Расстояние до нее было невелико. Он прошел его в шесть шагов и внезапно остановился»
– Простите, ваше величество, – сказал он.
– Что еще?
– Чтобы произвести этот арест, я хотел бы располагать приказом в письменном виде.
– К чему? И с каких это пор недостаточно королевского слова?
– Потому что королевское слово, рожденное чувством гнева, быть может, изменится, когда изменится породившее его чувство.
– Без уверток, сударь! У вас есть какая-то мысль.
– О, у меня всегда есть мысли, и такие, которых, к несчастью, нет у других, – дерзко отвечал д'Артаньян.
– Что же вы подумали? – воскликнул король.
– А вот что, ваше величество. Вы велите арестовать человека, находясь у него в гостях: это гнев. Когда вы перестанете гневаться, вы раскаетесь. И на этот случай я хочу иметь возможность показать вам вашу собственноручную подпись. Если это ничему уже не поможет, то, по крайней мере, докажет вам, что король не должен позволять себе гневаться.
– Не позволять себе гневаться! – закричал король в бешенстве. – А разве отец мой и дед никогда не гневались, клянусь телом господним?
– Король – ваш отец и король – ваш дед гневались только у себя дома.
– Король – всюду хозяин, он везде – у себя.
– Это – слова льстеца, и, должно быть, они исходят от господина Кольбера. Но это неправда. В чужом доме король будет у себя, лишь прогнав хозяина этого дома.
Король кусал себе губы от злости.
– Как! – продолжал д'Артаньян. – Человек разорил себя, чтобы доставить вам удовольствие, а вы хотите арестовать его! Государь, если бы меня звали Фуке и если б со мной поступили таким же образом, я проглотил бы начинку десятка ракет и поднес бы ко рту огонь, чтоб меня разорвало в клочья, и меня и все вокруг. Но пусть будет по-вашему, раз вы хотите этого.
– Идите! Но достаточно ли у вас людей?
– Неужели вы думаете, ваше величество, что я возьму с собою хотя б одного капрала? Арестовать господина Фуке, но ведь это такой пустяк, что подобную вещь мог бы сделать даже ребенок. Арестовать господина Фуке все равно что выпить рюмку абсента. Поморщишься, и все кончено, – А если он вздумает защищаться?
– Он? Да что вы! Защищаться, когда его возвеличивают и делают мучеником! Если б у него остался один миллион, в чем я весьма и весьма сомневаюсь, он отдал бы его с величайшей охотой, побьюсь об заклад, за то, чтобы кончить именно таким образом. Но я иду, ваше величество.
– Погодите! Нужно арестовать его без свидетелей.
– Это сложнее.
– Почему?
– Потому что проще простого подойти к господину Фукс, окруженному тысячей ошалевших от восторга людей, и сказать ему: «Сударь, я арестую вас именем короля». Но гоняться за ним взад и вперед, загнать его куда-нибудь в угол, как шахматную фигуру, чтобы у него не было выхода, похитить его у гостей и арестовать так, чтобы никто не услышал его печальных «увы! «, – в этом и заключается подлинная, истинная, высшая трудность, и я ручаюсь, что даже самые ловкие люди не сумели бы этого сделать.
– Скажите еще: «Это никак не возможно!» – и это будет скорее и проще.
Ах, боже мой, боже мой, неужели я окружен только такими людьми, которые мешают мне поступать в соответствии с моими желаниями!
– Я вам ни в чем не мешаю. Разве я не заявлял вам об этом?
– Сторожите господина Фуке до завтра, – завтра я сообщу вам решение.
– Будет исполнено, ваше величество.
– И приходите к моему утреннему туалету за приказаниями.